Политика - Страница 19

Голову Гаррисона переполняли одновременно беспокойство и покорность. Судя по всему, люди с энтузиазмом отзывались на приглашение мэра. По массе запросов, поступающих в туристские агентства, по опросам общественного мнения и рекордному числу заказов на столики в ресторанах и номера в отелях в центре города можно было предположить, что не менее двух миллионов людей, празднующих наступление двадцать первого века, соберутся на Таймс-сквер, чтобы своими глазами увидеть, как упадет шар, символизирующий конец старого и наступление нового тысячелетия. Прибавьте к этому еще три или четыре миллиона зрителей, столпившихся в Бэттери-парке, Саут-стрит в порте и вдоль береговой линии Бруклина, чтобы наблюдать за фейерверком над гаванью Нью-Йорка, и вам станет ясно, что полиции города будет явно недостаточно, чтобы поддерживать что-то хоть отдаленно напоминающее порядок. И ради чего? Одни считают, что наступает век чудесных преобразований, тогда как другие смотрят на это событие, как на конец света. Сам же он пришел к выводу, что с наступлением первого января 2000 года мир останется все тем же гигантским сумасшедшим домом, обращающимся вокруг солнца, каким был раньше, разве что число пострадавших во время праздника будет больше обычного.

Он вздохнул, даже не заметив этого. В особенно трудные моменты своей работы он подумывал о том, чтобы уйти в отставку и предоставить всему этому безобразию упасть туда, куда ему и надлежало упасть – в объятия мэра Нью-Йорка.

А сам он наймется на работу охранником куда-нибудь в Стоунхендж или Маунт-Фуджи, где толпы празднующих начало нового тысячелетия будут гораздо скромнее. Или как в отношении Египта? Он слышал, что за десять косых можно принять участие в гала-представлении, организованном каким-то туристским агентством у Великой пирамиды Гиза. Вот уж опытный полицейский комиссар, руководивший до этого полицией большого города, наверняка может занять там в охране достойное место. Если Хиззонеру хочется быть импрессарио, менеджером самого большого мире шоу – отлично, пусть занимается этим сам. Но по какому праву он сводит с ума всех остальных?

Гаррисон услышал взрыв аплодисментов и посмотрел на сцену. Занавес опустился. Огни в зрительном зале становились ярче. Что происходит? Он посмотрел на часы и увидел, что сейчас только половина десятого, слишком рано для конца спектакля. К тому же он не видел, чтобы «Титаник» утонул. Значит, это антракт. Всего лишь антракт.

Розетта толкала его локтем.

– Ну как, тебе нравится? – спросила она радостно, полным ликования голосом.

Все слишком банально и утомительно, и мне хочется поскорее уйти домой, подумал он, но ответил:

– Очень. Особенно эта ария про корабль мечты. Розетта согласно кивнула и улыбнулась.

– С нетерпением жду, как обернутся дела для Иды и Изидора. Может быть, сходим в бар и выпьем чего-нибудь?

Он взял ее за руку. Они встали, протиснулись мимо пары, сипящей в конце их ряда, и направились по проходу к вестибюлю. Гаррисон думал, что у Иды и Изидора, кем бы они ни были, выбор весьма ограничен. Или им удастся втиснуться в одну из спасательных шлюпок и тогда они будут спасены «Карпатией», или утонут вместе с капитаном и командой. Но он не сказал об этом Розетте.

Что бы ни предстояло в будущем, он ни при каких обстоятельствах не испортит удовольствие своей жене.

Глава 12

Нью-Йорк, 28 декабря 1999 года

За несколько минут до своей смерти уличный торговец Джулиус Агостен выкатывал свой ларек на колесах со стоянки на Двадцать третьей улице и пытался решить, как он поступит, если его лотерейный билет выиграет.

Первым делом, думал он, я передам ларек вместе с лицензией на уличную торговлю своему зятю, и ларек, и место в гараже, и все остальное. Стефан еще достаточно молодой, чтобы выдерживать долгое время на улице, уходить из дома в четыре утра и возвращаться в восемь вечера, а по уик-эндам иногда даже после полуночи, зимой и летом, в дождь и в жару. Теперь, когда у Рене и Стефана появился ребенок, это позволит им немного подзаработать, может быть, даже отложить несколько долларов на будущее для своей маленькой девочки.

Городской муниципалитет выдавал всего лишь строго ограниченное количество лицензий на уличную торговлю, и существовало немного таких выгодных мест вроде того, которое отвоевал для себя Джулиус – угол Сорок второй улицы и Бродвея, сердце центральной части города. В будние дни недели его клиентами были служащие, мужчины с кейсами и стильные женщины. Тысячи служащих заполняли тротуары, выходили из метро, спешили туда-сюда по Таймс-сквер, останавливаясь на несколько минут, чтобы купить что-нибудь – кофе, булочку, что угодно, – по пути на работу. Затем у его ларька останавливались таксисты, полицейские, клерки из магазинов – практически он обслуживал всех. У кого сейчас есть время для нормального завтрака дома?

Джулиус толкал ларек по мостовой к своему автофургону, стоявшему поблизости. Металлические колесики грохотали по асфальту, и шум казался особенно громким в предутренней тишине. Через три часа город проснется, но пока металлические решетки все еще закрывали витрины магазинов и никто не проходил через вращающиеся двери офисов, а единственным транспортом на улице были редкие автомобили, развозившие газеты, и такси, проносившиеся под тусклыми уличными фонарями. И слава Богу, подумал он. Потому что, если бы на улице было много народа, появилась бы и транспортная полиция, и тогда его обязательно оштрафовали бы за то, что он поставил свой автофургон в зоне, где стоянка запрещена, недалеко от гаража, в котором он оставлял на ночь свой ларек. А что ему оставалось делать? Катить его к центру города пешком? Но ведь двадцать кварталов – большое расстояние даже в хорошую погоду, а в декабре оно кажется еще больше.