– Артур… – начала она, но было уже слишком поздно. Все четыре бронетранспортера замерли, и Элейн увидела, как из первого выбралась женщина.
Она достала что-то и прицелилась в джип.
– Разворачивайся, Артур! – крикнула Элейн. – Разворачивайся побыстрей!
Ее муж поднял голову, начал поворачивать руль, и в этот момент женщина выстрелила.
Ника промахнулась, выпущенная ею ракета упала с недолетом, и от взрыва перед джипом образовалась воронка. И этого достаточно, подумал Садов. Джип рухнул во внезапно появившуюся перед ним яму, врезался капотом в дальнюю стенку воронки и пассажира, сидевшего на сиденье рядом с водителем, выбросило из машины.
Садов включил сцепление и сделал Нике знак возвращаться обратно.
– Поехали, – сказал он. – Давай покончим с этим и отправимся дальше.
Сначала Элейн ничего не почувствовала, не могла даже вспомнить, что произошло. Она видела только, что лежит на земле, глядя в небо, которое казалось слишком голубым, слишком мирным для происходящего. И тут же память вернулась к ней – вражеские бронетранспортеры, женщина, ракета, взорвавшаяся перед джипом, Артур…
– Артур… – прошептала она, перевернулась на бок и тут же почувствовала ужасную боль, которая начиналась где-то у ступней и заканчивалась у головы. Она понимала, что с ней случилось что-то страшное, что ее тело безвозвратно повреждено или в результате взрыва, или от падения на твердую замерзшую землю.
Но все это не имело значения, она думала только об Артуре. Не обращая внимания на боль, Элейн заставила себя встать на четвереньки и поползла к искореженному, уткнувшемуся носом в воронку, джипу. Артур сидел внутри. Пристежной ремень удержал его на месте, но не спас. Когда Элейн подползла ближе, она увидела, что колонка руля врезалось ему в грудь и прижала его к спинке сиденья. Он не двигался.
– Артур… – прошептала она. Ее голос разом походил на стон и молитву. – Артур…
Она подползла к машине, поднялась в нее через открытую дверцу и прижалась к его неподвижному телу. Она знала, что ее муж мертв. Он не дышал, из его ран больше не текла кровь, и Элейн поняла, что все кончено для них обоих.
– О, Артур… – прошептала она, протянула руку и нежно закрыла ему глаза.
Затем, сопротивляясь мучительной боли, грозящей поглотить ее, она наклонилась и поцеловала его в губы. – Спи, милый… – прошептала Элейн, и ее голова в последний раз опустилась ему на плечо.
Садов осторожно подошел к разбитому американскому джипу, держа в руке «беретту». Он был уверен, что в машине никто не остался в живых, во всяком случае никто, кто мог бы оказать сопротивление, но все же лучше было проявить осторожность, тем более, что растрескавшееся ветровое стекло было залито кровью, и он не видел, кто находится внутри.
Подойдя к машине, он посмотрел в открытую дверцу с правой стороны. Мужчина был мертв, в этом не приходилось сомневаться. А вот женщина… Это ее выбросило из джипа, но она сумела вернуться обратно. Значит, она все еще жива. Садов поднял «беретту», но перед тем, как он выстрелил, женщина медленно повернула голову, явно испытывая мучительную боль, и посмотрела ему в глаза.
– Почему? – спросила она дрожащим голосом. – Мы приехали помочь вам. Почему вы убиваете нас?
Садов пожал плечами.
– Я исполняю приказ, – ответил он по-английски и выстрелил. Пуля попала женщине в лоб и отбросила ее голову назад, так, что она оказалась на плече мужа. Потом женщина медленно наклонилась вперед, и голова ее соскользнула, покинув мужчину, которого явно очень любила.
Садов замер на мгновение, потом протянул руку и вернул женщину в прежнее положение, с неожиданной нежностью положив ее голову на плечо мужчины. Затем повернулся, забрался обратно в бронетранспортер и повел его к американской станции спутниковой связи.
Подходя к столу дежурного сержанта в штаб-квартире нью-йоркской полиции, Роджер Гордиан явно нервничал. Отчасти это объяснялось тем, что он только что прошел по Таймс-сквер.
Место взрыва казалось полным призраков, напоминало о трагических событиях, происшедших здесь чуть больше месяца назад. Какой страшной ни казалась разыгравшаяся трагедия на экране телевизора, он не был готов к эмоциональному воздействию, которое произвело на него непосредственное присутствие на площади, когда он увидел все собственными глазами.
Его потряс не масштаб разрушений, а отдельные детали, которые придавали катастрофе характер личной трагедии. Окровавленный плюшевый медвежонок с вылинявшей розовой ленточкой на шее, изрядно пострадавший от месячного пребывания на тротуаре, лежал придавленный упавшей на него искореженной вывеской. Гордиану оставалось лишь надеяться, что его хозяйка жива и больше не грустит о потере любимой игрушки.
Да, зрелище Таймс-сквер потрясло его. Он уже начал строить планы, как восстановить площадь. И все-таки он знал, что нервничает не только из-за этого. Гордиан слишком хорошо понимал, насколько рискованной является предстоящая встреча, осознавал всю страшную мощь того документа, который находился у него в кармане плаща. Он подошел к столу дежурного сержанта.
– У меня назначена встреча с комиссаром Гаррисоном.
Когда секретарь сообщила ему о приходе Гордиана, Билл Гаррисон положил на стол пачку докладов, которые он перечитывал в поисках деталей, снял очки и потер глаза.
– Дайте мне пару минут, затем пригласите его, – сказал он ей.
Гаррисон плохо спал после смерти жены. Психиатр из его департамента сказал ему, что этого следовало ожидать, но, хотя комиссар теперь знал, что в его состоянии нет ничего необычного, это не сделало его менее болезненным, никак не помогло ему справиться с ночными кошмарами и чувством глубокого одиночества.